Певческая культура народов Карелии

Изучение пудожской традиции показало связь изучаемого напева с обрядом свадьбы. Оказалось, что всюду, где этот напев зафиксирован, он маркирует ритуальные поездки девушки-невесты: отъезды из родного дома в гости, из гостей домой, и наконец, к венцу, т.е. является в музыкальном коде пудожской свадьбы, наряду с причитаниями, одним из основных носителей идеи обряда перехода. Поэтому отсутствие этого напева не только на сопредельных территориях, но и в ряде локальных традиций Пудожа требует убедительной аргументации с точки зрения истории сложения местного обряда. т.е. этнической истории края. Ответ на многие вопросы, встающие перед исследователем полиэтнической традиционной культуры, мы находим в работах К.Квитки, в частности, в статье «Об историческом значении календарных песен», где им уже в начале 1940-х гг. были заложены методологические основы исторической школы современной российской этномузыкологии. «Во многих случаях причина отсутствия обрядовых песен вообще или обрядовых песен известного типа в той или иной местности внутри области их распространения, весьма возможно, была та, что население этих местностей сравнительно долго было неславянским» (Квитка, 1971, 94). Сейчас уже имеется достаточно свидетельств о дославянском населении Пудожья. «…из южного и восточного Приладожья в X — середине XI веков стал формироваться поток промысловой колонизации. Артели промысловиков… освоили едва ли не всю Карелию…Так, предками вепсов были проторены пути для будущей оседлой колонизации ими Карелии». Когда Новгород в начале XI в., подчинив себе Старую Ладогу, стимулировал расселение карел на север и восток, то «при продвижении на территорию Карелии древние карелы вынуждены были обходить участки, плотно заселенные древними вепсами… В русской части современной Карелии карельская колонизация преобладала к северу от линии: Кижи — город Пудож. Только в районе озера Водлозера она заметно поднималась на север (примерно до среднего течения реки Илексы)» (Логинов, 2000, 43–44). Как совместить эти данные со столь явным и органичным присутствием именно южнее указанной линии, т.е. в области вепсско-славянских контактов, мелодии северо-карельской руны, столь глубоко и художественно убедительно переинтонированной в традициях русской лирической песенности?… А между тем «формульный» напев руны получил в Обонежье еще одну творческую интерпретацию. Претворением ладо-мелодической и композиционной идей того же карельского напева, по нашему мнению, является хорошо сохранившаяся мелодия с групповым прикреплением поэтических текстов разных жанров — старинных баллад, духовных стихов. Опираясь на приведенные выше музыкальные примеры и аналитические сопоставления, мы ограничимся его краткой характеристикой: в нем акцентирован главный ладовый знак руны — сопоставлены в ритмически укрупненном виде его серединный (2 ступень лада) и заключительный (1 ступень) кадансы. Каждая из мелодических фраз напева руны звучит в координации с 5-и слоговой группой стиха, образуя композицию а а а в. Цезуры между фразами подчеркивают чеканность и монументальность звучания напева. Несмотря на внешнюю простоту, эта мелодия стоит рядом с наиболее значимыми образцами творчества полиэтнической певческой общины. Обратимся на этот раз к тексту доклада И. Черняковой «К вопросу о судьбах «карельских выходцев» в XVII веке» (Чернякова, 1989, 3–21). В нем речь идет о перипетиях в судьбе карел, в течение XVII в. дважды устремлявшихся на русские земли. В начале века, после захвата Корельского уезда Швецией большая часть их оседала в вотчинах монастырей и владениях помещиков. Принимая христианство, они получали имена, делающие их неотличимыми от русских. «На восточное побережье Онежского озера… карельские выходцы почти не попадали», — пишет И. Чернякова, но в примечании 8 на с.13 добавляет: «Все же необходимо заметить, что по материалам переписи 1678–1679 гг. имеются упоминания о них и в этом районе Олонецкого края. Больше всего «корельских выходцев» отмечено переписчиком в Андомском погосте». Земли Андомского погоста на севере непосредственно смыкаются с землями Пудожья. Ценные данные для уточнения этнической ситуации, сложившейся в Пудожье, находим в исследованиях по этнолингвистике и народной архитектуре (Гришина, 1997; Муллонен, 1997). Они указывают на существование ранее не известных исторической науке путей продвижения карел на восток: р.Шуя — острова Онежского озера — Пудожье. Следы движения собственно карел в направлении на восток также отмечены взаимодействием с культурой соседних этносов — вепсов, русских: они отражены в деталях и композиции построек, системе топонимов, т.е. в таких явлениях, которые складываются и отлагаются в местной культуре длительное время, создавая свои исторические ареалы. И снова возникает диалог между современными исследователями и этномузыковедом, писавшим более полувека назад: «…не следует пренебрегать также сохранившимися историческими сведениями о переселении небольших групп. Такие переселения, не приводя к изменению сложившихся областей, должны были обогащать культурное достояние области вселения» (Квитка, 1971, 97). Несколько выше, на с.95 в той же статье К.В. Квитки читаем: «Очаги песенного творчества, по-видимому, были как в политических и торговых центрах, так и в уединенных местностях, где находили убежище и преследуемые, неблагосклонно трактуемые или спасающиеся группы, в которых были и личности поэтически и музыкально одаренные» (разрядка моя — Т.К.). Эти размышления К.В. Квитки вновь возвращают нас к главной мысли нашей статьи: как складывалась та среда, в которой мог сложиться напев русской песни «Пташка вольная», представляющий собой высокий образец синтезирования черт рунической и великорусской традиций. Ведь сказанное о внутреннем родстве карельского и русского напевов проявляется не только на уровне общения (в процессе обмена «репертуаром»), но и на уровне мышления, т.е. освоения не только мелодий, но и композиционных идей. Можно утверждать, что яркая музыкальная идея, запечатленная в одном из напевов карельских рун, была принята в иноязычной (или, может быть, двуязычной) среде с тонким пониманием ее своеобразия. При этом среда-восприемница обладала в то время столь высокой творческой активностью, что сумела создать на основе этого сильного впечатления глубоко своеобразные и совершенные по форме «фольклорные факты» — одну из лучших протяжных песен северорусской традиции и эпический напев духовного стиха и баллады. «В первой половине XVII в., большинство их них («корельских выходцев»), — пишет И. Чернякова, — оседало в вотчинах монастырей…, другие живут на подворьях… кормятся в миру… иные обосновались "вново" на давно необрабатываемой пустоши или «на лесу», где-нибудь у отдаленного озера или болота… иной мог «приняться в дом» ко вдове, дочери или сестре убитого на службе пашенного солдата…» (Чернякова, 1989, 11–12). «Усвоение чужих обрядовых песен происходит на сравнительно высокой степени психической ассимиляции…» (Квитка, 1971, 94). По существу за этими данными вырисовывается ответ на один из главных вопросов, стоявших перед нами в данном исследовательском этюде: какой могла быть та певческая община, та жизненная среда, в которой создавались столь высокие образцы искусства, уходящие корнями в разные этнические пласты? Не в семьях ли местных старожилов, дававших приют покинувшим родные места «выходцам», не в монастырской ли среде, общаясь с монахами, каликами перехожими, а часто, вероятно, и примыкая к ним в их странствиях по святым местам, «корельские выходцы» певали песни своей родины и перепевали на свой лад русские духовные стихи и трагические баллады. Не показательно ли, что основные ареалы напева приводимой нами песни находятся на территории Шуньгского полуострова и на Пудожском побережье Онежского озера, в селах Песчаное, Римское, Авдеево, Челмужи, то есть в округе Палеостровского монастыря и на путях, связывающих его с Муромским и другими монастырями и пустынями. далее

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176

-Муезерская Центральная районная детская библиотека

Сортавальская Центральная детская библиотека

-Питкярантская Центральная детская библиотека (ЦРДБ)

Медвежьегорская Центральная

районная детская библиотека

Певческая культура народов Карелии